Познакомились мы на мотофоруме, все из разных мест: Сергей Sergey K на Suzuki Djebel из Партизанска, Сергей Havl на Honda XR250 Baja из Владивостока и я на Suzuki DRZ-400 из Уссурийска. Встретились в поселке Чугуевка. Конкретного плана не было. Это мне понравилось, хотя и настораживало. Всю навигацию взял на себя Sergey K. Не знаю, то ли в прошлой жизни он компасом был, то ли у него карта Приморья в голове загружена, но ориентировался он куда лучше нас. Поэтому мы с Havl’ом только молча чесали затылки, в шоке от его идей. Маршрут он придумал такой: от последней заправки въезжаем в тайгу и едем на восток насколько возможно, в идеале — до моря. Примерно таким путем прошел В.К. Арсеньев в 1907 году, только от моря. Чтобы там еще кто-то проходил, я не слышал.
Первый день запомнился количеством заправок — их было аж четыре! Бака хватало всего на 170-190 км. Продубасив по грунтовке около 600 км, мы с Havl’ом заметили, что "командора пробега", который шел последним, с нами уже нет. Из-за пыли мы держали между собой большую дистанцию, а ближний свет у пропавшего потух сразу после выезда. Остановили несколько машин, но они мотоциклиста на дороге не видели. Накануне же мы обсуждали байку, как в верховьях Арму инопланетяне мужика забрали. Ну, думаем, пошел Серега на опыты! Едем обратно, а в голову мысли нехорошие лезут… Не про инопланетян, конечно, а что вся картошка у него была. Оказалось, он колесо пробил и в сторонку съехал. Чудом нашли!
Двумя часами ранее в кафе села Рощино Серега пристал к мужикам за соседним столиком: «А есть ли дорога от поселка Восток до моря, но чтобы обязательно через тайгу, а то нам трудностей хочется, потому что мы их не боимся и спим стоя в гамаке». Я был уверен, что его пошлют куда дальше, чем мы собирались, но у них завязался разговор на своем языке: «…верховья… броды… перевал… вахты… лесовозы из-за поворота навстречу»… Сначала Игорь (так представился мужик в камуфляжных штанах) хотел начертать план на салфетке. Потом отнял у меня карту, которую я прихватил для психологического спокойствия (понять самому, где мы находимся, у меня не получалось) и на ней нарисовал план на треть того пути, который Серега задумал. В конце поставил крест и сказал, что там его база, где можно остановиться. Но в связи с поисками отставшего Сереги на эту базу мы не успевали. Чтобы не мучиться с палатками ночью, свернули на дорогу, которая на карте есть, а на самом деле ее нет: через 5 метров уперлись в мост из досок, а рядом на берегу реки увидели замечательную поляну. Тут и кострище из камней, и дрова, и место под палатку, выложенное досками, вырванными из моста. Серега надергал из речки хариуса, так что ужин тоже образовался. А еще мошка, гнус, комары, оводы… Но костер, энцефалитка (энцефалитка – специальная куртка или костюм, пропитанный веществами, отпугивающими кровососущих насекомых) и спрей избавили от их общества.
Серега сделал уху. С первой ложки я понял, что за последнюю порцию будет драка. Но обошлось, еще на утро осталось. Пока мы с Havl’ом чистили картошку, Серега развел костер при помощи бензина. И вдруг – мат-перемат! Огонь добрался до пластиковой канистры, и она вспыхнула. Недолго думая, я швырнул ее в реку. Бензин всплыл, и мы увидели, как горит река. Ни разу не видел, как вода горит — круто! Канистру быстро выловили. Бензин сильно не растекся, а то сгорело бы все вместе с полянкой и мотоциклами. За ужином единогласно решили: «Подъем в 6 утра!» Проснулись в 10…
Ночью мне чудились медведи, кто-то тряс мою палатку. Потом догадался, что растяжки я привязал к доскам, на которых поставил палатку, и, когда ворочался, палатка ходила ходуном.
Утром при укладке багажа обнаружили, что болт крепления багажника «Бахи» остался где-то между Чугуевкой и Востоком. Итак, программа-минимум: поиск подходящего болта в поселке, ремонт пробитой камеры, а также заправка. Местные отнеслись к нам доброжелательно: нашли нужный болт, бесплатно заклеили камеру. Говорили, что мы молодцы. Но меня не покидало ощущение, что так взрослые подбадривают маленьких детей за маленькие успехи. Половина жителей поселка выглядели как вышедшие из тайги геологи на фото из советской газеты.
И вот мы снова в тайге. Шли по маршруту, показанному Игорем из кафе. Я ожидал, что будем продираться с помощью мачете и «такой-то матери», но лесовозная дорога — просто хайвей. В одном из поворотов нас чуть не снес груженный лесом КамАЗ без лобового стекла и со сложенной домиком крышей. Наверное, наказание такое для водителя: разбил машину — гоняй без лобовухи. А оводы, которые стучались в мой визор, были сантиметров по пять… в ширину.
Одной из вешек, указанных Игорем, были остатки автобуса неизвестной марки. Второй вешкой был какой-то крест, о котором все местные знали, говорили «доедете до креста…», а о том, что он в стороне и с дороги его не видно, никто и не заикнулся. Я искал его глазами, пока Серега меня к нему не проводил. Как он узнал место, мне не понять никогда. Крест этот установлен в честь открытия русскими первопроходцами реки Уссури. По Пекинскому договору 1859 года по ней была очерчена граница с Китаем, а до того эта территория считалась общей. Но почему этот крест установлен на одном из тысячи притоков реки Уссури, известно только казакам. Скорее всего, тяжелый он, тащить до Уссури поленились. Прямо у креста совсем недавно был мост, через него шла дорога на реку Арму. Увидели лишь бревна внизу – то, что от него осталось.
По дороге встретились лесорубы. Один из них помахал бензопилой. Что это было — приветствие или «проваливайте отсюда!» — я не понял, но газу на всякий случай прибавил.
Взобрались на перевал Моховой. Почему он так называется, я понял, когда увидел, как Sergey K развалился недалеко от дороги на мху, как на поролоне. Он немного оторвался от нас, пока мы фотали лесоруба с безопасного расстояния.
Всю дорогу не покидало ощущение тайги. Настоящей. Наверное, только она может дать неповторимое чувство свободы от мирской суеты, слияния с природой. Только тут думается обо всем и глобально. Обо всей планете, о прожитой жизни, о друзьях и родственниках. А в конце ездового дня наступает какая-то кристальная ясность. Если ты, конечно, сразу не валишься с ног и не засыпаешь…
На базу приехали еще засветло. Когда Игорь говорил о базе, я почему-то представлял базу отдыха, только не догонял, какой дурак так далеко поедет. Оказалось, это база для охотников-рыбаков, типа улучшенного зимовья с банькой. А для дополнительной экономической составляющей есть пилорама, на которой работают два рыжих мужика Костя и Алексей. Без лишних разговоров они предложили остановиться на ночлег и денег не попросили (но мы их все-таки всучили по отъезду).
Занесли вещи в домик. Искупались, порыбачили немного. Поставили варить уху. И тут примчались пьяные охотники. Два Егора — один местный, другой из Владивостока. Местный потащил меня на кухню показывать, как надо уху варить.
Тайга — это прежде всего труд. Когда начинают говорить о романтике тайги, люди, которые имеют к ней отношение, сразу же кривятся:
— Хорошо у вас – воздух, природа… Рай почти!
— Хрен там! Это отдыхать рай, а жить здесь — каторга. Этой зимой на градуснике, который до —50 °C, жидкость даже в канал не вышла. А работать надо!..
Сварили уху, сели за стол. Егор начал рассказывать охотничьи байки. Как-то рыбаки на лодке с мотором увидели медведя, переплывающего реку. Решили накинуть ему на шею цепь и встать на якорь, а течение тянуло бы мишку вниз. Задушим, мол, его, вот и добыча! Миша плыл медленно и выглядел безобидно, но как только занесли цепь у него над головой… "Дальше, — говорит, — помним, что мы уже в реке, а медведь в лодке". Причем двое, что на носу лодки были, вообще не помнят, как в воде оказались, а тот, что на моторе, отчетливо помнит: «Поднимаю, — говорит, — глаза, а в лодке медведь стоит! Я как аквалангист спиной назад – кувырк! К берегу гребем и думаем: «Во блин, добыли медведя!..» Лодку, разбитую рекой, через несколько дней в заломе нашли.
С собой охотники привезли трех котят; две молодые кошки тут уже жили. Эдакий коммандос по истреблению грызунов. Но, как пояснил Егор, это только на лето, к зиме их здесь уже не будет, так как для тигра кормовой базы нет, и красные волки хозяйничают — они всех кошек к зиме сожрут. Я, честно говоря, обалдел от такой суровой правды… А пока кошки радовались жизни. Рыжая, самая бойкая, переловила и съела всех бабочек в домике, а потом сперла самую жирную рыбу из нашего улова. У меня бы, наверное, пропал аппетит, если бы я знал, что меня сожрут через пару месяцев. Так что счастье в неведении!
Пока слушали байки, мокрец — самая мелкая мошка, которую не останавливает никакая сетка, — начал поедать нас без соли. Егор достал "Дихлофос" и обильно оросил им комнату. Я подумал: «Он что, не знает, что это убивает не только мошек, но и вообще все живое?» Мошке этот выпад показался неубедительным, а вот у меня в горле запершило, и я, опасаясь, что Егор устроит газовую камеру, побежал за дымящейся спиралью. Стало полегче. И тут мы заметили, что всё на столе покрывается черными точками, а в луче фонарика идет дождь из мошки. Сначала считал их в кружке пива, а после 14 штук забил. Остальные тоже не обращали внимания на эти мелочи.
Поужинав с нами, Егоры засобирались на охоту. Я говорю: «Час ночи же на дворе!» «А мы с фарой полицейско-японской, — отвечает пьяный Егор, заряжая СКС патронами калибра 7,62. — Как блеснут глаза в темноте, туда и долбишь. Поехали с нами!» «Не, не, не, что-то так спать охота, да и вставать рано!..» На том и разошлись. Полночи Егоры палили так, что мы чувствовали себя, как на фронте. Когда стрельба затихла (то ли патроны кончились, то ли всех зверей перебили), я вышел на улицу. И тут какое-то хрипенье позади, кто-то за спиной есть… В тот момент я понял, из какого места у человека выделяется адреналин. «Всё, — думаю, — отмучился…» Поворачиваюсь — конь стоит, черный. Прохрипел еще разок, фыркнул и пошел дальше траву щипать.
Вечером небо хмурилось. Я с видом знатока поведал Серегам, что это фигня, небольшой дождик максимум, так как не парит, и вообще — я чувствую, когда дождь собирается зарядить надолго… Всю оставшуюся часть поездки дождь лил не переставая! Мы испытали все его виды: прямой, косой, мелкий, крупный, секущий, с туманом, с ветром, с сильным ветром…
Планировали выехать к реке Максимовке или на Амгу, но дороги мы не знали, а местные толком объяснить не могли. Решили ехать на восток и ориентироваться на месте. Дороги размыло, речки вспучились и помутнели. На пути было много упавших ночью деревьев. Мы дважды сбивались с курса. Поднявшись по одному из притоков реки Валенку, наткнулись на лагерь лесорубов. Недалеко от него у дороги стояли лошади, которые рванули впереди нас галопом и неслись пару километров, как бы показывая нам дорогу и одновременно удобряя ее парным навозом.
Лесорубы объяснили, куда нужно ехать. Нам предстояло перевалить через гору 1500 м высотой, название которой на картах не нашли. На ее склонах берут начало реки Валенку, Арму и Обильная.
Перевал шикарный, но непогода не позволила насладиться видами. Ночной ливень смыл часть дороги на перевале. Ее пыталась поправить дорожная техника. Пришлось проезжать по краю обрыва, а между пропастью и экскаватором — всего метр. Забыв про боковые сумки, я прижался к экскаватору, зацепился за гусеницу, и меня мотнуло в сторону. Страшно, блин! Бульдозерист объяснил, куда нам ехать дальше, и, пожелав удачи, сказал, что мы придурки.
Мокрые и замерзшие, мы выскочили к реке Кема, а далее вниз по течению выехали на дорогу, идущую до Амгу. Сергей вел нас на горячие источники св. Елены, где можно встать на ночлег. Но мост смыло, а уровень воды в реке не позволил перейти ее вброд. Теплые ванны с температурой +38 °C, о которых мы мечтали всю дорогу, обломились. Хорошо был еще запасной вариант — зимовье возле дороги в 35 км до Амгу, где мы и встали на третью ночевку. Перед входом лежал кусок змеиной кожи — кто-то здесь недавно полинял, наверное, полоз.
Серега "K" рванул на речку за рыбой, а мы занялись заготовкой дров. Havl полез на чердак за парой сухих деревяшек на растопку, а я решил срубить деревце. Только отошел от дома, слышу крики и мат, а из-за домика выбегает Havl, явно сваливая от кого-то. «Ну, — думаю, — увижу, наконец, медведя!» Все оказалось проще: в тумбочке, на которую Сергей встал, жили дикие пчелы, и им не понравилась перестановка мебели. Слава богу, на улице дождь, и они сразу отстали.
Наконец печь растоплена, вещи сушатся. Рыбалка оказалась не очень удачной, так как не нашлось подходящей наживки. Но без улова Серега ни разу не возвращался.
Всю ночь поливало как из ведра. Посреди ночи проснулись от того, что кто-то дернул закрытую на крючок дверь. Подождали. Никто больше не ломился, и мы уснули. Оказалось, что дверь один раз за пару часов открывается сама по себе — то ли от сквозняка, то ли еще от чего. Это мы утром поняли, когда во время завтрака она вдруг с шумом распахнулась.
В связи с «нелетной» погодой было решено пилить домой, но с заездом на пороги на Кеме. Последний день был угрюмым подвигом. Через непрекращающийся дождь, насквозь промокшие и замерзшие, мы с Серегой «К» проехали по 700 км, а Havl — более восьмисот. Последние 220 км я ехал практически на ощупь, по габаритам впереди идущего Havl’а. Моя фара освещала только кусочек переднего крыла, у него с фарой дела обстояли лучше, но из-за загрузки она светила вверх, а не на дорогу. Серега «К» по темноте ехал уже без нас и тоже помучился без ближнего света – дальний лес освещает, а дорогу — нет.
Дома я был в три ночи. Пару часов не отпускало странное ощущение, что я между двумя мирами. Мне не верилось в то, что я дома, и в то, что еще сегодня утром я ночевал в тайге. Эти четверо суток впечатались в мою память, как отдельная маленькая жизнь, абсолютно не похожая на повседневную.
Первый день запомнился количеством заправок — их было аж четыре! Бака хватало всего на 170-190 км. Продубасив по грунтовке около 600 км, мы с Havl’ом заметили, что "командора пробега", который шел последним, с нами уже нет. Из-за пыли мы держали между собой большую дистанцию, а ближний свет у пропавшего потух сразу после выезда. Остановили несколько машин, но они мотоциклиста на дороге не видели. Накануне же мы обсуждали байку, как в верховьях Арму инопланетяне мужика забрали. Ну, думаем, пошел Серега на опыты! Едем обратно, а в голову мысли нехорошие лезут… Не про инопланетян, конечно, а что вся картошка у него была. Оказалось, он колесо пробил и в сторонку съехал. Чудом нашли!
Двумя часами ранее в кафе села Рощино Серега пристал к мужикам за соседним столиком: «А есть ли дорога от поселка Восток до моря, но чтобы обязательно через тайгу, а то нам трудностей хочется, потому что мы их не боимся и спим стоя в гамаке». Я был уверен, что его пошлют куда дальше, чем мы собирались, но у них завязался разговор на своем языке: «…верховья… броды… перевал… вахты… лесовозы из-за поворота навстречу»… Сначала Игорь (так представился мужик в камуфляжных штанах) хотел начертать план на салфетке. Потом отнял у меня карту, которую я прихватил для психологического спокойствия (понять самому, где мы находимся, у меня не получалось) и на ней нарисовал план на треть того пути, который Серега задумал. В конце поставил крест и сказал, что там его база, где можно остановиться. Но в связи с поисками отставшего Сереги на эту базу мы не успевали. Чтобы не мучиться с палатками ночью, свернули на дорогу, которая на карте есть, а на самом деле ее нет: через 5 метров уперлись в мост из досок, а рядом на берегу реки увидели замечательную поляну. Тут и кострище из камней, и дрова, и место под палатку, выложенное досками, вырванными из моста. Серега надергал из речки хариуса, так что ужин тоже образовался. А еще мошка, гнус, комары, оводы… Но костер, энцефалитка (энцефалитка – специальная куртка или костюм, пропитанный веществами, отпугивающими кровососущих насекомых) и спрей избавили от их общества.
Серега сделал уху. С первой ложки я понял, что за последнюю порцию будет драка. Но обошлось, еще на утро осталось. Пока мы с Havl’ом чистили картошку, Серега развел костер при помощи бензина. И вдруг – мат-перемат! Огонь добрался до пластиковой канистры, и она вспыхнула. Недолго думая, я швырнул ее в реку. Бензин всплыл, и мы увидели, как горит река. Ни разу не видел, как вода горит — круто! Канистру быстро выловили. Бензин сильно не растекся, а то сгорело бы все вместе с полянкой и мотоциклами. За ужином единогласно решили: «Подъем в 6 утра!» Проснулись в 10…
Ночью мне чудились медведи, кто-то тряс мою палатку. Потом догадался, что растяжки я привязал к доскам, на которых поставил палатку, и, когда ворочался, палатка ходила ходуном.
Утром при укладке багажа обнаружили, что болт крепления багажника «Бахи» остался где-то между Чугуевкой и Востоком. Итак, программа-минимум: поиск подходящего болта в поселке, ремонт пробитой камеры, а также заправка. Местные отнеслись к нам доброжелательно: нашли нужный болт, бесплатно заклеили камеру. Говорили, что мы молодцы. Но меня не покидало ощущение, что так взрослые подбадривают маленьких детей за маленькие успехи. Половина жителей поселка выглядели как вышедшие из тайги геологи на фото из советской газеты.
И вот мы снова в тайге. Шли по маршруту, показанному Игорем из кафе. Я ожидал, что будем продираться с помощью мачете и «такой-то матери», но лесовозная дорога — просто хайвей. В одном из поворотов нас чуть не снес груженный лесом КамАЗ без лобового стекла и со сложенной домиком крышей. Наверное, наказание такое для водителя: разбил машину — гоняй без лобовухи. А оводы, которые стучались в мой визор, были сантиметров по пять… в ширину.
Одной из вешек, указанных Игорем, были остатки автобуса неизвестной марки. Второй вешкой был какой-то крест, о котором все местные знали, говорили «доедете до креста…», а о том, что он в стороне и с дороги его не видно, никто и не заикнулся. Я искал его глазами, пока Серега меня к нему не проводил. Как он узнал место, мне не понять никогда. Крест этот установлен в честь открытия русскими первопроходцами реки Уссури. По Пекинскому договору 1859 года по ней была очерчена граница с Китаем, а до того эта территория считалась общей. Но почему этот крест установлен на одном из тысячи притоков реки Уссури, известно только казакам. Скорее всего, тяжелый он, тащить до Уссури поленились. Прямо у креста совсем недавно был мост, через него шла дорога на реку Арму. Увидели лишь бревна внизу – то, что от него осталось.
По дороге встретились лесорубы. Один из них помахал бензопилой. Что это было — приветствие или «проваливайте отсюда!» — я не понял, но газу на всякий случай прибавил.
Взобрались на перевал Моховой. Почему он так называется, я понял, когда увидел, как Sergey K развалился недалеко от дороги на мху, как на поролоне. Он немного оторвался от нас, пока мы фотали лесоруба с безопасного расстояния.
Всю дорогу не покидало ощущение тайги. Настоящей. Наверное, только она может дать неповторимое чувство свободы от мирской суеты, слияния с природой. Только тут думается обо всем и глобально. Обо всей планете, о прожитой жизни, о друзьях и родственниках. А в конце ездового дня наступает какая-то кристальная ясность. Если ты, конечно, сразу не валишься с ног и не засыпаешь…
На базу приехали еще засветло. Когда Игорь говорил о базе, я почему-то представлял базу отдыха, только не догонял, какой дурак так далеко поедет. Оказалось, это база для охотников-рыбаков, типа улучшенного зимовья с банькой. А для дополнительной экономической составляющей есть пилорама, на которой работают два рыжих мужика Костя и Алексей. Без лишних разговоров они предложили остановиться на ночлег и денег не попросили (но мы их все-таки всучили по отъезду).
Занесли вещи в домик. Искупались, порыбачили немного. Поставили варить уху. И тут примчались пьяные охотники. Два Егора — один местный, другой из Владивостока. Местный потащил меня на кухню показывать, как надо уху варить.
Тайга — это прежде всего труд. Когда начинают говорить о романтике тайги, люди, которые имеют к ней отношение, сразу же кривятся:
— Хорошо у вас – воздух, природа… Рай почти!
— Хрен там! Это отдыхать рай, а жить здесь — каторга. Этой зимой на градуснике, который до —50 °C, жидкость даже в канал не вышла. А работать надо!..
Сварили уху, сели за стол. Егор начал рассказывать охотничьи байки. Как-то рыбаки на лодке с мотором увидели медведя, переплывающего реку. Решили накинуть ему на шею цепь и встать на якорь, а течение тянуло бы мишку вниз. Задушим, мол, его, вот и добыча! Миша плыл медленно и выглядел безобидно, но как только занесли цепь у него над головой… "Дальше, — говорит, — помним, что мы уже в реке, а медведь в лодке". Причем двое, что на носу лодки были, вообще не помнят, как в воде оказались, а тот, что на моторе, отчетливо помнит: «Поднимаю, — говорит, — глаза, а в лодке медведь стоит! Я как аквалангист спиной назад – кувырк! К берегу гребем и думаем: «Во блин, добыли медведя!..» Лодку, разбитую рекой, через несколько дней в заломе нашли.
С собой охотники привезли трех котят; две молодые кошки тут уже жили. Эдакий коммандос по истреблению грызунов. Но, как пояснил Егор, это только на лето, к зиме их здесь уже не будет, так как для тигра кормовой базы нет, и красные волки хозяйничают — они всех кошек к зиме сожрут. Я, честно говоря, обалдел от такой суровой правды… А пока кошки радовались жизни. Рыжая, самая бойкая, переловила и съела всех бабочек в домике, а потом сперла самую жирную рыбу из нашего улова. У меня бы, наверное, пропал аппетит, если бы я знал, что меня сожрут через пару месяцев. Так что счастье в неведении!
Пока слушали байки, мокрец — самая мелкая мошка, которую не останавливает никакая сетка, — начал поедать нас без соли. Егор достал "Дихлофос" и обильно оросил им комнату. Я подумал: «Он что, не знает, что это убивает не только мошек, но и вообще все живое?» Мошке этот выпад показался неубедительным, а вот у меня в горле запершило, и я, опасаясь, что Егор устроит газовую камеру, побежал за дымящейся спиралью. Стало полегче. И тут мы заметили, что всё на столе покрывается черными точками, а в луче фонарика идет дождь из мошки. Сначала считал их в кружке пива, а после 14 штук забил. Остальные тоже не обращали внимания на эти мелочи.
Поужинав с нами, Егоры засобирались на охоту. Я говорю: «Час ночи же на дворе!» «А мы с фарой полицейско-японской, — отвечает пьяный Егор, заряжая СКС патронами калибра 7,62. — Как блеснут глаза в темноте, туда и долбишь. Поехали с нами!» «Не, не, не, что-то так спать охота, да и вставать рано!..» На том и разошлись. Полночи Егоры палили так, что мы чувствовали себя, как на фронте. Когда стрельба затихла (то ли патроны кончились, то ли всех зверей перебили), я вышел на улицу. И тут какое-то хрипенье позади, кто-то за спиной есть… В тот момент я понял, из какого места у человека выделяется адреналин. «Всё, — думаю, — отмучился…» Поворачиваюсь — конь стоит, черный. Прохрипел еще разок, фыркнул и пошел дальше траву щипать.
Вечером небо хмурилось. Я с видом знатока поведал Серегам, что это фигня, небольшой дождик максимум, так как не парит, и вообще — я чувствую, когда дождь собирается зарядить надолго… Всю оставшуюся часть поездки дождь лил не переставая! Мы испытали все его виды: прямой, косой, мелкий, крупный, секущий, с туманом, с ветром, с сильным ветром…
Планировали выехать к реке Максимовке или на Амгу, но дороги мы не знали, а местные толком объяснить не могли. Решили ехать на восток и ориентироваться на месте. Дороги размыло, речки вспучились и помутнели. На пути было много упавших ночью деревьев. Мы дважды сбивались с курса. Поднявшись по одному из притоков реки Валенку, наткнулись на лагерь лесорубов. Недалеко от него у дороги стояли лошади, которые рванули впереди нас галопом и неслись пару километров, как бы показывая нам дорогу и одновременно удобряя ее парным навозом.
Лесорубы объяснили, куда нужно ехать. Нам предстояло перевалить через гору 1500 м высотой, название которой на картах не нашли. На ее склонах берут начало реки Валенку, Арму и Обильная.
Перевал шикарный, но непогода не позволила насладиться видами. Ночной ливень смыл часть дороги на перевале. Ее пыталась поправить дорожная техника. Пришлось проезжать по краю обрыва, а между пропастью и экскаватором — всего метр. Забыв про боковые сумки, я прижался к экскаватору, зацепился за гусеницу, и меня мотнуло в сторону. Страшно, блин! Бульдозерист объяснил, куда нам ехать дальше, и, пожелав удачи, сказал, что мы придурки.
Мокрые и замерзшие, мы выскочили к реке Кема, а далее вниз по течению выехали на дорогу, идущую до Амгу. Сергей вел нас на горячие источники св. Елены, где можно встать на ночлег. Но мост смыло, а уровень воды в реке не позволил перейти ее вброд. Теплые ванны с температурой +38 °C, о которых мы мечтали всю дорогу, обломились. Хорошо был еще запасной вариант — зимовье возле дороги в 35 км до Амгу, где мы и встали на третью ночевку. Перед входом лежал кусок змеиной кожи — кто-то здесь недавно полинял, наверное, полоз.
Серега "K" рванул на речку за рыбой, а мы занялись заготовкой дров. Havl полез на чердак за парой сухих деревяшек на растопку, а я решил срубить деревце. Только отошел от дома, слышу крики и мат, а из-за домика выбегает Havl, явно сваливая от кого-то. «Ну, — думаю, — увижу, наконец, медведя!» Все оказалось проще: в тумбочке, на которую Сергей встал, жили дикие пчелы, и им не понравилась перестановка мебели. Слава богу, на улице дождь, и они сразу отстали.
Наконец печь растоплена, вещи сушатся. Рыбалка оказалась не очень удачной, так как не нашлось подходящей наживки. Но без улова Серега ни разу не возвращался.
Всю ночь поливало как из ведра. Посреди ночи проснулись от того, что кто-то дернул закрытую на крючок дверь. Подождали. Никто больше не ломился, и мы уснули. Оказалось, что дверь один раз за пару часов открывается сама по себе — то ли от сквозняка, то ли еще от чего. Это мы утром поняли, когда во время завтрака она вдруг с шумом распахнулась.
В связи с «нелетной» погодой было решено пилить домой, но с заездом на пороги на Кеме. Последний день был угрюмым подвигом. Через непрекращающийся дождь, насквозь промокшие и замерзшие, мы с Серегой «К» проехали по 700 км, а Havl — более восьмисот. Последние 220 км я ехал практически на ощупь, по габаритам впереди идущего Havl’а. Моя фара освещала только кусочек переднего крыла, у него с фарой дела обстояли лучше, но из-за загрузки она светила вверх, а не на дорогу. Серега «К» по темноте ехал уже без нас и тоже помучился без ближнего света – дальний лес освещает, а дорогу — нет.
Дома я был в три ночи. Пару часов не отпускало странное ощущение, что я между двумя мирами. Мне не верилось в то, что я дома, и в то, что еще сегодня утром я ночевал в тайге. Эти четверо суток впечатались в мою память, как отдельная маленькая жизнь, абсолютно не похожая на повседневную.